В музее хранятся письма пятнадцати зюздинских фронтовиков. Среди собрания выделяется коллекция писем Фёдора Павловича Харина, бывшего директора Пашинской и Афанасьевской школ, который погиб в октябре 1942 г. под Ленинградом. В музей передали свыше 90 (!) писем, которые Фёдор Павлович в 1941-1942 годах отправил родителям, жене и детям. Мы рассмотрим эти письма в одной из будущих бесед. А пока поговорим о других корреспонденциях военного времени.
Из 15 бойцов, чьи письма находятся в музее, 11 погибло или пропало без вести. Это еще одна причина, почему письма сохранились – для родных это последняя живая память об отце, муже, сыне. Хранилась эта память бережно десятки лет.
Письма писали на бумаге, которую боец мог раздобыть в фронтовых условиях. Чаще это вырванные листы из школьных тетрадей. Писали карандашами, реже чернилами. Отправляли в виде знаменитого треугольника, реже в самодельных или фабричных конвертах, еще реже на открытках. Многие письма ветхие, страницы пожелтели, буквы угасли.
Фронтовые письма – ценнейший источник даже не знания, а понимания фронтового времени. В них редко рассказывается о боях, за исключением тех случаев, когда бойцу предстоит впервые схватиться с врагом, как это произошло у Клавдия Шулакова:
«Сегодня у меня великий день: я вступаю в бой. Это первое моё боевое крещение. Хочется что-то написать, что-то такое, чем можно выразить великое чувство либо радости, либо гордости от сознания близости боя, близости того момента, когда я буду своими руками уничтожать подлых врагов нашей родины. После боя постараюсь сразу написать тоже хотя бы несколько слов, или, в худшем случае напишут мои друзья».
Шулаков Клавдий Константинович (д. В. Езжа, погиб 13.01.1942)
Другой случай – Исаак Порубов в письме полушутливо сетует на ранение:
«В настоящей момент нахожусь на фронте на самой передовой линии. Сначала было страшновато, а потом ничего: рвутся снаряды, визжат пули, а ты хоть б и хны.
4-ые сутки в бою сражаемся, ожесточенно гоним немца восвояси или же уничтожаем на месте. За сегодняшние сутки мне пришлось уничтожить проклятых фрицев 11 штук. Но и получил себе ранение, хотя правда небольшое, в общем как курица клюнула левую ногу выше колена в мягкое место навылет. Но это пустяки - деньков пять-шесть полечусь и опять снова в бой. Подумайте – уже 5-ть раз ходил в бой, на пятом разе только немного попало».
Порубов Исаак Кириллович (д. Илюши, пропал без вести в марте 1943 г.)
В большинстве же случаев фронтовые будни упоминаются скупо. Нельзя не забывать о военной цензуре, которая пресекала распространение информации о боевых действиях и любых панических настроений. Стандартный рассказ – жив, здоров, воюю:
«Пока нахожусь на передовой, сижу в окопах, не знаю как наперед будет житье и какая моя судьба будет впереди. Пока жив-здоров, того и вам желаю – быть здоровым».
Ратканов Тит Григорьевич (д. Пролетарская, пропал без вести в ноябре 1944 г.)
Часто в письмах прорывается тоска по дому и по родным:
«Мне писала Тася [дочь], скоро ли папа, приедешь домой? Я вам отвечу - когда разгромим гитлеровское полчище мерзавцев, тогда поедем все ко своим деткам и женам». Домой бойцу вернуться было так и не суждено.
Брезгин Филарет Иванович (д. Фадеевы, погиб 18.02.1943)
Почти все письма начинаются с привета поименно членам семьи, во многих посланиях возмущение и обида – почему жёны не отвечают:
«...беда в том, что вы мне письма совершенно не пишете, чем объяснить такое положение – даже не могу представить, или ты уже совершенно забыла меня, что я когда-то был ваш муж. А теперь даже не найдете время написать мне письмо – это говорит о том, что вы совершенно не нуждаетесь во мне, потому я делаю вывод, что ты теперь зазналась. Ну и что же, раз дело так, то я тоже пишу вам последнее письмо, до тех пор не напишу, покуда от вас не получу письмо».
Макаров Архип Григорьевич (д. Макаровская, погиб 17.10.1944)
В письмах – интерес к делам семейным, переживания из-за трудностей и проблем военного времени, забота о детях:
«Ксена, вы пишете о том, что дочь ходит в школу в лаптях. У меня к тебе просьба – прежде всего исправить обувь, а иначе просто не удобно читать письмо о таких вещах».
Макаров Архип Григорьевич (д. Макаровская, погиб 17.10.1944)
«Милые деточки, Тася и Боря, учитесь получше, чтобы у вас все было на отлично и на хорошо. Это будет для вас самих лучше. Я знаю, как вы учились при мне, но чтоб теперь не ослабляли свои темпы».
Брезгин Филарет Иванович (д. Фадеевы, погиб 18.02.1943)
Многие письма – это короткие, скупые строчки, но встречаются и исключения. Василий Владимирович Черанёв из д. Маёвы писал обстоятельно, несколько раз в тексте каждого письма прощался с женой - «Не о чем писать» – но потом возвращался к бытовым вопросам:
«Дуня, вы табак не расходуйте, вам он пригодится – если у тебя есть восьминок [вероятно, 1/8 фунта, 50 грамм], вам Дуня помощь большая будет. Можешь дать деду, он хоть привезет воз дров.
Ещё Дуня раз напишу насчет коровы. Как нибудь постарайся держать, в крайнем случае, если невозможно будет, то с кем нибудь постарайся кормить вдвоем, и это будет неплохо [то есть содержать корову двумя хозяйствами, но и молоко делить пополам]. Ребятам без коровы будет трудно. Но больше писать много не буду, Дуня сама понимаешь, как надо жить».
Черанев Василий Владимирович (д. Маевы, пропал без вести в феврале 1942 г.).
Если о боях красноармейцы рассказывали сухо и кратко, то какие-то детали, бытовые подробности, фронтовая повседневность, настроение бойцов – всё это можно встретить в тексте писем чаще. Характерны слова упомянутого выше Василия Владимировича Черанёва, датируемые самым началом войны - августом 1941 года:
«Последнее письмо получил 8 августа, ваше письмо одобряю, получил десять рублей. Вы Дуня писали [спрашивали] – надо или нет денег? Деньги мне не нужны [были], но питание клали очень плохое, хлеб дают на девять человек буханку, и деньги пригодились.
Дуня, вы просили фотокарточку, но нас никуда не пускают. Мы уехали из Слободского 11 августа на фронт, и я пишу вам письмо в вагоне. Нас посадили по сто человек в вагон, без остановки очень плохо.
У меня много писать вам нечего, только очень трудно без дому – один месяц мне показался за год».
Черанев Василий Владимирович (д. Маёвы, пропал без вести в феврале 1942 г.)
Случалось, в тексте боец делился незначительными, казалось бы, переживаниями:
«Занятия еще не начинались, что-то побаиваюсь, главное у меня память слабоватая, да ничего, как нибудь будем преодолевать. Больше некогда, кричат в строй, бегу...
Сейчас направили меня в школу по противотанковым орудиям, боюсь, не выдержу, но ведь в Красной Армии так, раз дали распоряжение – выполняй, а я так же – направили и конец, не откажешься, но ничего, большинство не такие трудности переживают».
Порубов Исаак Кириллович (д. Илюши, пропал без вести в марте 1943 г.)
Удивительная история – рассказ о праздновании Нового года в боевых условиях Афанасия Ефимовича Габова сестре Елене:
«Лена! Расскажу, как мы провели новый год, Конечно, дали нам по 200 грамм водки, нас в землянке было 3-ое. Были на передвижке [перемещение воинских подразделений], от передовой находились километрах в 2. Выпили, после чего спели фронтовые песни, вспомнили, что нам пришлось перенести за время войны. Вспомнили все, что было на душе. А в 12.00 был дан салют из всех видов оружия по противнику. Били, конечно, очень сильно, ну а потом легли спать. Вот весь наш фронтовой праздник».
Габов Афанасий Ефимович (д. Степановская)
Все письма, которые хранятся в музее, написали фронтовики – мужчины. Все, за исключением одного. В архиве Василия Михайловича Тебенькова, бывшего директора Афанасьевского леспромхоза и первого секретаря Зюздинского райкома партии, находятся письма, которые присылали ему в годы войны друзья и знакомые. Среди них письмо Любы Русиновой. К сожалению, о ней известно немного. Любовь Сергеевна Русинова, скорее всего с Афанасьева или близлежащих населённых пунктов, в годы войны - писарь на одном из кораблей Балтийского флота в Ленинграде, награждена медалью «За освобождение Ленинграда». Письмо она написала 16 февраля 1943 года, через месяц после прорыва блокады:
«Немного о себе. Живу хорошо, на здоровье не обижаюсь. Работаю писарем у полковника. Работы очень много и работа слишком ответственная. Очень часто не приходится спать полными сутками.
Я являюсь командиром отделения девушек. Являюсь самой активной участницей художественной самодеятельности.
Питание по-ленинградски хорошее. Вначале мне здесь ужасно не нравилось – сильно действовал на психологию этот шум, гул, гром. Сейчас зима, у вас там нет грому, а у нас – как обыкновенное явление. За 6 месяцев я уже привыкла к этому. Зарплата моя 50 р. и 15 р. получаю фронтовых.
Часто ездим в театры города, а кино в нашей части бывает ежедневно. Я в неделю несколько раз бываю в городе.
В нашем военторге можно купить все что надо. Все есть. Но никто ничего не покупает из крупных вещей, так как вещи разрешают держать при себе только положенные по аттестату. Вот поеду домой, возможно что нибудь куплю. Здесь продаются духи ценой 45, 95, 175 и до 250 рублей. Но духи все-таки покупают и здорово покупают. А в магазинах города по сравнению с нашим магазином ничего нет, даже духов.
Посылаю Зоичке [дочь Василия Михайловича] мой скромненький подарочек к 8 марта – слоника и картинки».
Не скажешь, что это письмо из блокадного города. Но не забываем, во-первых, про военную цензуру, а во вторых про то, что блокада прорвана, и в осаждённом городе стало полегче. И даже в таких условиях человек, особенно если это молодая девушка, хочет думать не о войне, а о мирной жизни.
Это письмо – редкое исключение. Строчки фронтовых сообщений наполнены тревогой и переживаниями, но вместе с тем – надеждой и уверенностью в победном исходе войны. Исходе, до которого дожили не все...
